Бондаренко П. Ф. О чем не сказала песня. – Москва, “Знание”, 1967. 110 с. с ил.

В степи под Херсоном

Высокие травы,
В степи под Херсоном — курган.
Лежит под курганом,
Заросшим бурьяном,
Матрос Железняк-партизан.
Кто не знает ту замечательную песню о герое гражданской войны матросе Железняке? Созданная в тридцатых годах поэтом Михаилом Голодным и композитором Матвеем Влантером, она облетела все уголки нашей страны, стала подлинно народной песней советских людей.
Эту песню пели строители Комсомольска-на-Амуре и Магнитки, с ней ходили в бой против фашистских полчищ матросы Балтики, Черного и Северного морей, она вела вперед защитников Севастополя, Одессы и Сталинграда, звенела у костров белорусских и украинских партизан.
Но песня не все рассказала о легендарном герое. Не сказала она том, как ходил он с друзьями-балтийцами на штурм Зимнего, громил восставших юнкеров, как закрыл «всероссийскую говорильню-учредилку», выступал с пламенной речью перед делегатами III съезда Советов. Не рассказала песня о встречах рядового революции— матроса Анатолия Железнякова с Владимиром Ильичей Лениным в Яковом Михайловичем Свердловым, не рассказала и о том, как водил Железняк в лихие рейды свой грозный бронепоезд вмени Худякова, как прорвался он сквозь огненное кольцо белогвардейцев.
Анатолий Железняков погиб в 1919 году от вражеской нули в расцвете сил, когда ему было 24 года.
О юношеских годах, дерзновенных мечтах, героических делах славного сына русского народа Анатолия Железнякова и рассказывает та повесть.
а бондаренко рота, смирно!
Фельдфебель, затянутый в серый тонкого сукна китель, окинул взглядом застывшую шеренгу слушателей Лефортовского военно-фельдшерского училища. Одетые в новенькие шинели, они были выстроены для торжественного парада в честь ее величества русской императрицы Марии Федоровны Романовой.
День выдался ясный, безоблачный — весна пробилась даже сюда, на затопленный сотнями железных подков двор. Она протянула узкие стежки первой, еще робкой зелени по границе учебного плаца, принесла с полей бражный аромат оттаявшей земли, прелых трав, проснувшихся озимей.
Но фельдфебель не замечал ярких красок весны. Высоко вскинув большую, не по росту, голову с острым, как птичий клюв, носом, он шел вдоль строя, придирчиво осматривая экипировку каждого курсанта. Вдруг он остановился у одного из отделений, с удивлением пересчитал людей: в шеренге не хватало человека.
— Кто отсутствует? — злые глазки фельдфебеля впились в курсанта С лычками младшего унтер-офицера. — Ну, чего молчишь?
— Так что, разрешите доложить, ваше благородие, — заикаясь ответил тот. — Отсутствует курсант Железняков.
— Болен?
— Никак нет, ваше благородие.
— В отпуске?
— Никак нет, ваше благородие.
— Так где же он, черт вас всех забери!
— Так что, ваше благородие, курсант Железняков отказался встать в строй.
— Как, то есть, отказался? — задохнувшись от злости, прохрипел фельдфебель. — Что ты мелешь, болван!
— Никак нет, ваше благородие, я правду сказал, — ответил унтер-офицер. — Курсант Железняков после команды «строиться» оделся в шинель и лег в ней на кровать.
— Это что такое? — фельдфебель приподнялся на цыпочки.— Безобразие, черт вас всех побери! Немедленно арестовать и под конвоем доставить в строй. Нет, погодите, — остановил он двух унтер-офицеров, бросившихся выполнять команду. — Приведите его в кабинет начальника училища. Я самолично доложу его превосходительству об этом бунтаре.
Стоя у зеркала, вправленного искусными столярами в платяной шкаф, начальник училища любовался ладно сидевшим на нем новеньким мундиром, сшитым специально к этому торжественному дню у лучшего портного Москвы.
Настроение у начальника было приподнятое. Сегодня — день именин покровительницы его училища, императрицы Марии Федоровны. Каждый год в этот день в ее честь офицеры и курсанты выходят на торжественный парад. Потом — роскошный обед, речи, музыка, танцы, а начальнику училища — еще одна благодарность. Приятно, черт возьми, когда у тебя такая высокая покровительница!
Размышления начальника прервал робкий стук в дверь.
— Да, войдите, — недовольно поморщился он, отходя от зеркала.
— Разрешите доложить, ваше превосходительство, — переступив порог, подобострастно козырнул фельдфебель.— Курсант третьей группы Анатолий Железняков отказался встать в строй.
— Позвольте, позвольте, любезный. Как это отказался? — удивленно вскинул брови
— По моему приказу Железняков взят под арест, — щелкнув

каблуками, еще раз козырнул фельдфебель. — Сейчас будет доставлен сюда.
Дверь широко открылась, и рослый широкоплечий юноша не слеша шагнул через порог. Распахнутая шинель, фуражка сдвинутая на затылок, черный как смоль чуб, выбившись из-под козырька, свисает на лоб. В уголках голубых глаз застыли озорные смешинки. Руки курсанта покоились в карманах брюк. Всем своим видом он как бы старался подчеркнуть, что ему безразлично, где и перед кем он находится.
— Как ты стоишь, скот?! — взвизгнул фельдфебель.— Смирно! Курсант не шелохнулся. Откинув ногу в сторону, он молча
смотрел на начальника.
— Курсант Железняков, что все это значит? — стараясь казаться спокойным, спросил начальник. — Вы почему не встали в строй? Вы больны?
— Никак нет, господин начальник,— бойко ответил Анатолий.
— Так в чем же дело?
— ваше высокое благородие, я бы с радостью принял участие в параде в честь августейшей царицы, — проговорил с сожалением Анатолий. — Но не могу-с. Занят-с.
— Что за вздор, — начальник нетерпеливо дернул плечом.— Чем вы можете быть заняты?
— А я сам нынче именинник, ваше высокое благородие, — лукаво улыбнулся Анатолий.
— Что ты сказал? Да как ты смеешь) В карцер! — он повернулся к фельдфебелю. — Слышите? Немедленно в карцер! И — под суд! Да, да, да — под суд! В трибунал!
— Ну, что будем делать, Григорьевич? — вслух спросил себя Анатолий, присев на жесткий топчан карцера. — Кто тебя дернул за язык сказать об именинах? Прикинулся бы лучше больным. Завтра за симуляцию отчислили бы из училища, а теперь и в трибунал могут отдать. С ними, брат, шутки плохи...
Анатолий с тревогой подумал о том, как встретит эту страшную весть мать. Заботливая, ласковая, она ежедневно с утра до поздней ночи занята работой, чтобы прокормить детей.
С тех пор, как не стало отца, умершего от разрыва сердца, доме Железняковых поселились нужда и горе. Семья переезжала из одного района в другой в поисках дешевого жилья. Старший брат Николай, не закончив ученья, уехал к Черному морю и поступил матросом на торговое судно. Сестра Шура тоже вынуждена была оставить, гимназию и теперь давала уроки.
Анатолий окончил церковно-приходскую школу. И мать за-
давала себе вопрос: как быть дальше с сыном? Не было денег. Но оставить сына без образования значило обречь его на вечную нищету. Старые товарищи мужа из газеты «Московские ведомости», где он работал кассиром, посоветовали устроить мальчика в Лефортовское военно-фельдшерское училище. В молодости Григорий Железняков служил в армии три срока, за себя и за братьев, и это разрешало его детям бесплатно учиться в средних военных школах.
— Конечно, фельдшер — не бог весть какая профессия, — говорил матери старый корректор. — Но что поделаешь, милая, не всем дано выбирать дело по душе...
Анатолий сбросил с плеч шинель и оглядел карцер. В тесной, сырой камере застыл серый полумрак. В углах лежали черные неподвижные тени. Сквозь узкое окошко с частой решеткой едва пробивались белые ниточки дневного света и робко дрожали на грязном потолке, затянутом паутиной, и маленьком пятачке ввинченного в пол стола.
Лежа на жестком топчане, он думал: как выбраться из этого карцера, из этой опостылевшей школы с солдафонской муштрой?
Первые два года он учился хорошо и считался одним из лучших курсантов. Но потом все восстало в его душе против царившего в училище палочного режима.
Но как уйти? Это — военное училище, и в нем ты не волен делать, что вздумается. И после него — та же муштра на всю жизнь. А как же: даром что ли тебя учила царская казна, даром обувала и кормила перловой шрапнелью?
Анатолий давно понял, что это бесплатное обучение стоит очень дорого: придет время, и царь-батюшка полной мерой получит с тебя за все. Потом, кровью, жизнью твоей получит.
Можно, конечно, было бы найти способ уйти из училища. Последнее время Анатолий умышленно не готовит уроков, на занятиях дерзит учителям. Они еще недавно ставили Железнякова в пример всем курсантам, а теперь, за первое полугодие объявили кол по поведению. Начальник училища вызвал Анатолия к себе и строго предупредил:
— Получишь еще один кол — выставлю за ворота. Анатолий только этого и ждал.
Но все вышло совсем иначе. Вчера после вечерней поверки фельдфебель скомандовал «смирно» и, выждав, когда в шеренгах улеглась тишина, сказал громко, чтобы все слышали:
— Завтра — день рождения ее императорского величество, императрицы нашей, Марии Федоровны Романовой. Так что смотри у меня, чтобы выправка у каждого была гвардейская. А сейчас — разойдись!